Фаол сказал: «Мы грешим и творим добро вслепую. Один стряпчий ехал на велосипеде и вдруг, доехав до Казанского Собора, исчез. Знает ли он, что дано было сотворить ему: добро или зло? Или такой случай: один артист купил себе шубу и якобы сотворил добро той старушке, которая, нуждаясь, продавала эту шубу, но зато другой старушке, а именно своей матери, которая жила у артиста и обыкновенно спала в прихожей, где артист вешал свою новую шубу, он сотворил по всей видимости зло, ибо от новой шубы столь невыносимо пахло каким то формалином и нафталином, что старушка, мать того артиста, однажды не смогла проснуться и умерла. Или ещё так: один графолог надрызгался водкой и натворил такое, что тут, пожалуй, и сам полковник Дибич не разобрал бы, что хорошо, а что плохо. Грех от добра отличить очень трудно».
Мышин, задумавшись над словами Фаола, упал со стула.
– Хо хо,– сказал он, лежа на полу,– че че.
Фаол продолжал: «Возьмем любовь. Будто хорошо, а будто и плохо. С одной стороны, сказано: возлюби, а, с другой стороны, сказано: не балуй. Может, лучше вовсе не возлюбить? А сказано: возлюби. А возлюбишь – набалуешь. Что делать? Может возлюбить, да не так? Тогда зачем же у всех народов одним и тем же словом изображается возлюбить и так и не так? Вот один артист любил свою мать и одну молоденькую полненькую девицу. И любил он их разными способами. И отдавал девице большую часть своего заработка. Мать частенько голодала, а девица пила и ела за троих. Мать артиста жила в прихожей на полу, а девица имела в своем распоряжении две хорошие комнаты. У девицы было четыре пальто, а у матери одно. И вот артист взял у своей матери это одно пальто и перешил из него девице юбку. Наконец, с девицей артист баловался, а со своей матерью – не баловался и любил ее чистой любовью. Но смерти матери артист побаивался, а смерти девицы – артист не побаивался. И когда умерла мать, артист плакал, а когда девица вывалилась из окна и тоже умерла, артист не плакал и завел себе другую девицу. Выходит, что мать ценится, как уники, вроде редкой марки, которую нельзя заменить другой».
– Шо шо,– сказал Мышин, лежа на полу.– Хо хо.
Фаол продолжал:
«И это называется чистая любовь! Добро ли такая любовь? А если нет, то как же возлюбить? Одна мать любила своего ребенка. Этому ребенку было два с половиной года. Мать носила его в сад и сажала на песочек. Туда же приносили детей и другие матери. Иногда на песочке накапливалось до сорока маленьких детей. И вот однажды в этот сад ворвалась бешеная собака, кинулась прямо к детям и начала их кусать. Матери с воплями кинулись к своим детям, в том числе и наша мать. Она, жертвуя собой, подскочила к собаке и вырвала у нее из пасти, как ей казалось, своего ребенка. Но, вырвав ребенка, она увидела, что это не ее ребенок, и мать кинула его обратно собаке, чтобы схватить и спасти от смерти лежащего тут же рядом своего ребенка. Кто ответит мне: согрешила ли она или сотворила добро?»
– Сю сю,– сказал Мышин, ворочаясь на полу.
Фаол продолжал: «Грешит ли камень? Грешит ли дерево? Грешит ли зверь? Или грешит только один человек?»
– Млям млям,– сказал Мышин, прислушиваясь к словам Фаола,– шуп шуп.
Фаол продолжал: «Если грешит только один человек, то значит, все грехи мира находятся в самом человеке. Грех не входит в человека, а только выходитиз него. Подобно пище: человек съедает хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего нехорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать нехорошим».
– Умняф,– сказал Мышин, стараясь приподняться с пола.
Фаол продолжал: «Вот я говорил о любви, я говорил о тех состояниях наших, которые называются одним словом `любовь'. Ошибка ли это языка, или все эти состояния едины? Любовь матери к ребенку, любовь сына к матери и любовь мужчины к женщине – быть может, это все одна любовь?»
– Определенно,– сказал Мышин, кивая головой.
Фаол сказал: «Да, я думаю, что сущность любви не меняется от того, кто кого любит. Каждому человеку отпущена известная величина любви. И каждый человек ищет, куда бы ее приложить, не скидывая своих фюзеляжек. Рас крытие тайн перестановок и мелких свойств нашей души, подобной мешку опилок…»
– Хвать!– крикнул Мышин, вскакивая с пола.– Сгинь!
И Фаол рассыпался, как плохой сахар.
1940 год
_____________________________________________
- Есть ли что-нибудь на земле, что имело бы значение и могло бы даже изменить ход событий не только на земле, но и в других мирах? - спросил я своего учителя.
- Есть, - ответил мне мой учитель.
- Что же это? - спросил я.
- Это... - начал мой учитель и вдруг замолчал.
Я стоял и напряженно ждал его ответа. А он молчал.
И я стоял и молчал.
И он молчал.
И я стоял и молчал.
И он молчал.
Мы оба стоим и молчим.
Хо-ля-ля!
Мы оба стоим и молчим.
Хо-лэ-лэ!
Да, да, мы оба стоим и молчим.
16-17 июля 1936 года.
__________________________________________________
Басня
Один человек небольшого роста сказал: "Я согласен на все, только бы быть капельку повыше". Только он это сказал, как смотрит – перед ним волшебница. А человек небольшого роста стоит и от страха ничего сказать не может.
"Ну?" – говорит волшебница. А человек небольшого роста стоит и молчит. Волшебница исчезла. Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ногти. Сначала на руках ногти сгрыз, а потом на ногах.
___
Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе.
____________________________________________________
(М.И. садится на диван. Дядя достает из рта молоток)
П. М.:
Что это?
Ил.Сем.:
Молоток.
М.И.:
Что вы сделали? Вы достали его изо рта?
Ил.Сем.:
Нет нет, это пустяки!
М. И.:
Это фокус? (Молчание)
М. И.:
Стало как-то неуютно.
_____________________________________________________
О равновесии
Теперь все знают, как опасно глотать ка-
мни.
Один даже мой знакомый сочинил такое вы-
ражение: "Кавео", что значит: "Камни внутрь
опасно". И хорошо сделал. "Кавео" легко за-
помнить, и как потребуется, так и вспомнишь
сразу.
А служил этот мой знакомый истопником
при паровозе. То по северной ветви ездил, а
то в Москву. Звали его Николай Иванович Сер-
пухов, а курил он папиросы "Ракета", 35 коп.
коробка, и всегда говорил, что от них он
меньше кашлем страдает, а от пятирублевых,
говорит, я всегда задыхаюсь.
И вот случилось однажды Николаю Ивано-
- Ну и ну! - сказал Кузнецов, почесывая
вичу попасть в Европейскую гостиницу, в ре-
сторан. Сидит Николай Иванович за столиком,
а за соседним столиком иностранцы сидят и
яблоки жрут.
Вот тут-то Николай Иванович и сказал
себе: "Интересно, - сказал себе Николай Ива-
нович, - как человек устроен".
Только это он себе сказал, откуда ни
возьмись, появляется перед ним фея и гово-
рит:
- Чего тебе, добрый человек, нужно?
Ну, конечно, в ресторане происходит дви-
жение, откуда, мол, эта неизвестная дамочка
возникла. Иностранцы так даже яблоки жрать
перестали.
Николай-то Иванович и сам не на шутку
струхнул и говорит просто так, чтобы отвя-
заться:
- Извините, - говорит, - особого такого
ничего мне не требуется.
- Нет, - говорит неизвестная дамочка, -
я, - говорит, - что называется фея. Одним
моментом что угодно смастерю.
Только видит Николай Иванович, что ка-
кой-то гражданин в серой паре внимательно к
их разговору прислушивается. А в открытые
двери метродотель бежит, а за ним еще какой-
-то субъект с папироской во рту.
"Что за черт! - думает Николай Иванович,
- неизвестно что получается".
А оно и действительно неизвестно что по-
лучается. Метродотель по столам скачет, ино-
странцы ковры в трубочку закатывают, и вооб-
ще черт его знает! Кто во что горазд!
Выбежал Николай Иванович на улицу, даже
шапку в раздевалке из хранения не взял, вы-
бежал на улицу Лассаля и сказал себе: "Ка ве
О! Камни внутрь опасно! И чего-чего только
на свете не бывает!"
А придя домой, Николай Иванович так ска-
зал жене своей:
- Не пугайтесь, Екатерина Петровна, и не
волнуйтесь. Только нет в мире никакого рав-
новесия. И ошибка-то всего на какие-нибудь
полтора килограмма на всю вселенную, а все
же удивительно, Екатерина Петровна, совер-
шенно удивительно!
ВСЕ.
18 сентября 1934 года.
Мышин, задумавшись над словами Фаола, упал со стула.
– Хо хо,– сказал он, лежа на полу,– че че.
Фаол продолжал: «Возьмем любовь. Будто хорошо, а будто и плохо. С одной стороны, сказано: возлюби, а, с другой стороны, сказано: не балуй. Может, лучше вовсе не возлюбить? А сказано: возлюби. А возлюбишь – набалуешь. Что делать? Может возлюбить, да не так? Тогда зачем же у всех народов одним и тем же словом изображается возлюбить и так и не так? Вот один артист любил свою мать и одну молоденькую полненькую девицу. И любил он их разными способами. И отдавал девице большую часть своего заработка. Мать частенько голодала, а девица пила и ела за троих. Мать артиста жила в прихожей на полу, а девица имела в своем распоряжении две хорошие комнаты. У девицы было четыре пальто, а у матери одно. И вот артист взял у своей матери это одно пальто и перешил из него девице юбку. Наконец, с девицей артист баловался, а со своей матерью – не баловался и любил ее чистой любовью. Но смерти матери артист побаивался, а смерти девицы – артист не побаивался. И когда умерла мать, артист плакал, а когда девица вывалилась из окна и тоже умерла, артист не плакал и завел себе другую девицу. Выходит, что мать ценится, как уники, вроде редкой марки, которую нельзя заменить другой».
– Шо шо,– сказал Мышин, лежа на полу.– Хо хо.
Фаол продолжал:
«И это называется чистая любовь! Добро ли такая любовь? А если нет, то как же возлюбить? Одна мать любила своего ребенка. Этому ребенку было два с половиной года. Мать носила его в сад и сажала на песочек. Туда же приносили детей и другие матери. Иногда на песочке накапливалось до сорока маленьких детей. И вот однажды в этот сад ворвалась бешеная собака, кинулась прямо к детям и начала их кусать. Матери с воплями кинулись к своим детям, в том числе и наша мать. Она, жертвуя собой, подскочила к собаке и вырвала у нее из пасти, как ей казалось, своего ребенка. Но, вырвав ребенка, она увидела, что это не ее ребенок, и мать кинула его обратно собаке, чтобы схватить и спасти от смерти лежащего тут же рядом своего ребенка. Кто ответит мне: согрешила ли она или сотворила добро?»
– Сю сю,– сказал Мышин, ворочаясь на полу.
Фаол продолжал: «Грешит ли камень? Грешит ли дерево? Грешит ли зверь? Или грешит только один человек?»
– Млям млям,– сказал Мышин, прислушиваясь к словам Фаола,– шуп шуп.
Фаол продолжал: «Если грешит только один человек, то значит, все грехи мира находятся в самом человеке. Грех не входит в человека, а только выходитиз него. Подобно пище: человек съедает хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего нехорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать нехорошим».
– Умняф,– сказал Мышин, стараясь приподняться с пола.
Фаол продолжал: «Вот я говорил о любви, я говорил о тех состояниях наших, которые называются одним словом `любовь'. Ошибка ли это языка, или все эти состояния едины? Любовь матери к ребенку, любовь сына к матери и любовь мужчины к женщине – быть может, это все одна любовь?»
– Определенно,– сказал Мышин, кивая головой.
Фаол сказал: «Да, я думаю, что сущность любви не меняется от того, кто кого любит. Каждому человеку отпущена известная величина любви. И каждый человек ищет, куда бы ее приложить, не скидывая своих фюзеляжек. Рас крытие тайн перестановок и мелких свойств нашей души, подобной мешку опилок…»
– Хвать!– крикнул Мышин, вскакивая с пола.– Сгинь!
И Фаол рассыпался, как плохой сахар.
1940 год
_____________________________________________
- Есть ли что-нибудь на земле, что имело бы значение и могло бы даже изменить ход событий не только на земле, но и в других мирах? - спросил я своего учителя.
- Есть, - ответил мне мой учитель.
- Что же это? - спросил я.
- Это... - начал мой учитель и вдруг замолчал.
Я стоял и напряженно ждал его ответа. А он молчал.
И я стоял и молчал.
И он молчал.
И я стоял и молчал.
И он молчал.
Мы оба стоим и молчим.
Хо-ля-ля!
Мы оба стоим и молчим.
Хо-лэ-лэ!
Да, да, мы оба стоим и молчим.
16-17 июля 1936 года.
__________________________________________________
Басня
Один человек небольшого роста сказал: "Я согласен на все, только бы быть капельку повыше". Только он это сказал, как смотрит – перед ним волшебница. А человек небольшого роста стоит и от страха ничего сказать не может.
"Ну?" – говорит волшебница. А человек небольшого роста стоит и молчит. Волшебница исчезла. Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ногти. Сначала на руках ногти сгрыз, а потом на ногах.
___
Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе.
____________________________________________________
(М.И. садится на диван. Дядя достает из рта молоток)
П. М.:
Что это?
Ил.Сем.:
Молоток.
М.И.:
Что вы сделали? Вы достали его изо рта?
Ил.Сем.:
Нет нет, это пустяки!
М. И.:
Это фокус? (Молчание)
М. И.:
Стало как-то неуютно.
_____________________________________________________
О равновесии
Теперь все знают, как опасно глотать ка-
мни.
Один даже мой знакомый сочинил такое вы-
ражение: "Кавео", что значит: "Камни внутрь
опасно". И хорошо сделал. "Кавео" легко за-
помнить, и как потребуется, так и вспомнишь
сразу.
А служил этот мой знакомый истопником
при паровозе. То по северной ветви ездил, а
то в Москву. Звали его Николай Иванович Сер-
пухов, а курил он папиросы "Ракета", 35 коп.
коробка, и всегда говорил, что от них он
меньше кашлем страдает, а от пятирублевых,
говорит, я всегда задыхаюсь.
И вот случилось однажды Николаю Ивано-
- Ну и ну! - сказал Кузнецов, почесывая
вичу попасть в Европейскую гостиницу, в ре-
сторан. Сидит Николай Иванович за столиком,
а за соседним столиком иностранцы сидят и
яблоки жрут.
Вот тут-то Николай Иванович и сказал
себе: "Интересно, - сказал себе Николай Ива-
нович, - как человек устроен".
Только это он себе сказал, откуда ни
возьмись, появляется перед ним фея и гово-
рит:
- Чего тебе, добрый человек, нужно?
Ну, конечно, в ресторане происходит дви-
жение, откуда, мол, эта неизвестная дамочка
возникла. Иностранцы так даже яблоки жрать
перестали.
Николай-то Иванович и сам не на шутку
струхнул и говорит просто так, чтобы отвя-
заться:
- Извините, - говорит, - особого такого
ничего мне не требуется.
- Нет, - говорит неизвестная дамочка, -
я, - говорит, - что называется фея. Одним
моментом что угодно смастерю.
Только видит Николай Иванович, что ка-
кой-то гражданин в серой паре внимательно к
их разговору прислушивается. А в открытые
двери метродотель бежит, а за ним еще какой-
-то субъект с папироской во рту.
"Что за черт! - думает Николай Иванович,
- неизвестно что получается".
А оно и действительно неизвестно что по-
лучается. Метродотель по столам скачет, ино-
странцы ковры в трубочку закатывают, и вооб-
ще черт его знает! Кто во что горазд!
Выбежал Николай Иванович на улицу, даже
шапку в раздевалке из хранения не взял, вы-
бежал на улицу Лассаля и сказал себе: "Ка ве
О! Камни внутрь опасно! И чего-чего только
на свете не бывает!"
А придя домой, Николай Иванович так ска-
зал жене своей:
- Не пугайтесь, Екатерина Петровна, и не
волнуйтесь. Только нет в мире никакого рав-
новесия. И ошибка-то всего на какие-нибудь
полтора килограмма на всю вселенную, а все
же удивительно, Екатерина Петровна, совер-
шенно удивительно!
ВСЕ.
18 сентября 1934 года.